Крутящиеся лопасти ветряка почти не издавали шума из-за того, что еле вращались. Ветер в тот день был слабым, а солнце светило по-летнему знойно, как будто споря с календарным октябрем. Вокруг нас кружились божьи коровки, под ногами ползали огромные клопы — насекомых было очень много, они вели себя так, как будто это был последний солнечный день в их жизни и надо было переделать множество дел.

Ветряки впечатляют. Издали, когда они на горах или в полях за десятки километров, осознать их размеры не получается. Но, когда впервые стоишь возле устремленной ввысь на 150 метров колонны, на вершине которой крутятся три лопасти, невольно испытываешь восхищение инженерной и конструкторской мыслью. Вместе с божьими коровками и клопами заходим внутрь вышки. Она полая и почти пустая — только в середине большой железной коробкой стоит генератор, который можно обойти со всех сторон. Сбоку есть люлька подъемной установки. На высоте нескольких метров натянута сетка, но она не мешает увидеть ствол изнутри до самого верха.

Ветряков в коммуне Зарбек всего семь. Помимо них есть 24 тысячи солнечных панелей и установка по переработке биомассы. Это первый муниципалитет в земле Северный Рейн — Вестфалия, который решил активно развивать возобновляемые источники энергии (ВИЭ). Не совсем самостоятельно, а за счет банковских кредитов и денег жителей. И люди согласились на это.

Все началось в 2005 году, когда местные власти начали готовить проект развития территории. По словам бургомистра Зарбека Вильфрида Рооса, задача была сделать муниципалитет полностью самостоятельным в обеспечении электричеством, отказаться от вредных источников (те же угольные электростанции). Важно было показать и то, что поддерживаемая федеральным правительством энергетическая реформа может проводиться и на региональном уровне. Да еще и на деньги частных инвесторов.

Рядом с ветряками и панелями расположена установка по выработке энергии из биомассы. Почти каждые пять минут мимо нас проезжают плохо пахнущие грузовики, которые вываливают мусор в специальные емкости. После сортировки отходы в течение месяца разлагаются и вырабатывают биогаз, который проходит через турбины и превращается в электричество. Это важная часть энергетического парка, так как именно такие установки способны возместить недостаток энергии от ветряков в штиль и от панелей в пасмурные дни: отходы и мусор будут всегда. Также в планах — запустить систему по аккумулированию энергии, чтобы уравновесить пики и падения.

Когда все только задумывалось, поучаствовать в проекте строительства ветрогенераторов решили семь семей Зарбека. Одна из энергетических компаний рассчитала затраты и обязалась обеспечивать работу ветропарка в течение 20 лет, деньги на проект выдал банк. Но уже через год люди получили первые дивиденды. В развертывании парка солнечных панелей участвовало уже 480 человек.

С помощью солнца Зарбек с семью тысячами жителей полностью обеспечивает себя электричеством, иногда выработка на 400% превышает потребность. Поэтому муниципалитет продает энергию в другие регионы. Доходы идут тем, кто участвовал в финансировании проекта: люди получают примерно 10 евроцентов за киловатт-час (при средней потребительской цене в 29 евроцентов). Население увидело пользу фотовольтаики и стало устанавливать панели и у себя дома. Если солнца много, то домовладелец отдает электричество в общую сеть по цене 14 евроцентов за киловатт-час.

Вокруг муниципального появились новые ветропарки, и установок там намного больше. Но не всем они нравятся. По словам Даниэлы Сеттон из Института изучения прикладного устойчивого развития, многим сложно смириться, что цепочка ветряков на горах вдалеке, вращающиеся лопасти за верхушками соседнего леса или огромный вентилятор на ближайшем огороде — теперь неотъемлемая часть пейзажа. Были даже жалобы на постоянно вращающиеся тени, и компаниям приходилось договариваться с людьми, в какое время останавливать ветряки.

Институт изучения прикладного устойчивого развития основал экс-министр экологии в 2009 году, учреждение занимается научным сопровождением крупных трансформационных процессов, таких как энергетическая реформа, в том числе смотрит на социальный аспект проводимых изменений.

По словам сотрудницы института Даниэллы Сеттон, энергетическая реформа — это не только технологические и экономические изменения, но и трансформация общества в целом.

— Это не просто модернизация, а совершенно иное мировоззрение, фундаментальное изменение общества. Разве можно было раньше представить, чтобы люди сами массово добывали электричество? Это и изменяет систему, — говорит она. Меняется и поведение людей: они стремятся экономить электроэнергию, делают свои дома энергоэффективными, выбирают те компании, которые производят электричество за счет возобновляемых источников энергии.

Опросы показывают, что в целом население Германии поддерживает энергетический поворот.

— В демократических странах нельзя проводить реформы, против которых большинство людей. Да, многие считают, что реформа организована несправедливо и она дорого обходится, но тем не менее население за нее, — добавляет эксперт.

По ее словам, критики тоже есть, большинство выступало и выступает против строительства новых ветрогенераторов, число которых приблизилось к 30 тысячам. На карте протестов нанесено более тысячи точек — появление каждого 30-го ветряка вызывало споры и дискуссии.

Недовольны жители и тем, что фактически оплачивают проводимую реформу, хотя опросы показывают, что делать это готовы только 15% населения.

Средняя стоимость электричества для домохозяйств в 2018 году составляет 29,44 евроцента за один киловатт-час. Себестоимость производства электричества — 6,2 евроцента, передача по сетям, обслуживание счетчиков — 7,27 евроцента. Более половины в тарифе — налоги, пошлины, сборы. Из этих 15,97 евроцента 6,9 — надбавка за использование ВИЭ. При этом аудит показывает, что компании тратят на внедрение ВИЭ не все получаемые на это деньги. Непрекращающийся рост тарифов вызывает негативную реакцию, несколько лет назад в стране была развернута кампания против ВИЭ.

По словам Филиппа Литца из организации Agora Energiewende, энергетический поворот (Energiewende) представляет собой реформу энергетического сектора Германии, цели которой — сокращение выбросов парниковых газов в атмосферу, из-за чего происходят негативные изменения климата, трансформация экономики, повышение энергоэффективности и развитие возобновляемых источников энергии. Основная доля выбросов приходится на угольные электростанции, поэтому часто, когда говорят про энергетический поворот, говорят о «выходе из угля»: начиная от добычи на территории Германии, сокращения импорта из других стран и постепенного закрытия угольных электростанций. Когда и как это произойдет — решается именно сейчас.

Германия приняла решение о сокращении к 2020 году эмиссии парниковых газов на 40% по сравнению с 1990 годом. По мнению Филиппа Литца, уже сейчас понятно, что эта цифра не будет достигнута: результат составит примерно 30-34% (сейчас показатель — 27%). Из-за этого сложнее будет достигнуть планки в 55% к 2030 году. Глобальная цель — уменьшить выбросы на 85-90% к 2050 году. Чтобы выполнить поставленные цели, было принято политическое решение о выходе из угля. Если в этом есть определенные успехи, то вклад теплоэнергетики и автомобильной отрасли, несмотря на все большее использование электрокаров, оказался не таким значительным, как ожидалось.

Сейчас расклад по производству энергии в Германии такой: 40% генерируется за счет угля, 32% — за счет возобновляемых источников (ветер, фотовольтаика, биомасса, гидроэлектростанции), 11% приходится на атомные электростанции.

Перед страной стоит задача увеличить долю ВИЭ до 65% к 2030 году, и Филипп Литц считает это вполне реалистичным. Ветер и солнце заменят не только уголь. В 2023 году будет отключена последняя атомная электростанция, хотя они производят дешевое электричество и многие ученые и инженеры считают этот вид энергетики безопасным. Кроме того, ведутся разговоры о закрытии газовых станций, но произойдет это через несколько десятилетий — пока что они будут нужны, чтобы вырабатывать электричество, когда остановятся ветряки или зайдет солнце.

Глобальная трансформация энергетики требует значительных инвестиций, скачок расходов произойдет в 2018-2025 годы, после чего реформа начнет приносить результаты: электроэнергия подешевеет, сократятся выбросы в атмосферу, экологическая обстановка улучшится. По всем расчетам ученых и экономистов, сценарий роста валового внутреннего продукта при реформе лучше, чем без нее.

По мнению депутата Бундестага, экс-министра по охране окружающей среды, охраны природы и ядерной безопасности, члена партии зеленых Юргена Триттина, дальнейшее повышение содержания CO2 в атмосфере будет стоить Германии 20% ВВП.

Он уверен, что реформа энергетического сектора Германии — это глобальная история успеха, что подтверждается динамикой развития ВИЭ. Например, при старте программы и принятии законов о возобновляемой энергии экономисты, экологи и политики ставили скромные цели: они думали, что доля ВИЭ к 2020 году составит 20%, но это случилось уже в 2012-м.

Когда-то город Боттроп был центром добычи каменного угля в Рурском регионе, но в сентябре 2018 года добыча угля на последней сохранившейся шахте «Проспер Ханиэль», принадлежащей компании RAG, остановилась. Впереди — несколько лет демонтажа и «вечные расходы» на откачку воды из-под земли. Но, возможно, у шахты есть шанс трансформироваться и стать аккумулятором для сохранения энергии.

Мы стоим перед входом на территорию шахты. Возле красивого кирпичного строения, явно промышленного назначения, разложены тыквы, на столбе висит скелет, из-под капюшона на нас смотрит Смерть с косой. Первая мысль — работники предприятия отлично подготовились к празднованию Хеллоуина. Но оказывается, что в здании сделали комнату страха, где одни люди переодеваются в костюмы и пугают других людей. А раньше там была раздевалка и душевые для шахтеров. Все это нам рассказывает Эрнст Мюллер — последний действующий шахтер «Проспер Ханиэль».

Перед началом экскурсии мы надеваем каски, тяжелые ботинки и светло-серые, почти белые халаты и удивляемся — такой цвет совершенно не подходит для угольного предприятия. Территория шахты небольшая, всю ее можно обойти за 15 минут.

— 21 декабря сюда придут политики праздновать закрытие шахты. Ни одного шахтера тут не будет. Это решение политиков, это удар в спину, потому что мы могли бы работать еще 400 лет, — рассказывает он.

Решение о закрытии шахты было принято в 2007 году. Всем шахтерам позволили доработать до пенсии или помогли освоить новую профессию. Остался лишь Эрнст Мюллер — после окончательной остановки он будет заниматься разборкой оборудования до сентября 2019 года.

Мы проходим мимо высокого здания, которое закрылось 30 лет назад и успело обрести историческую ценность, а Эрнст Мюллер рассказывает, как RAG помогла людям остаться востребованными.

В лучшие времена на «Проспер Ханиэль» работало 6 тысяч сотрудников. Когда было решено закрыть шахту, работникам предлагали пройти курсы переквалификации с сохранением зарплаты. И многие этим воспользовались. Кроме того, компания нанимала психологов для тех, кто вышел на пенсию и не смог справиться с тем, что ему больше нечем заняться. При выходе на пенсию сотрудникам выплачивали некое пособие: 7 тонн угля для женатых и 3,5 тонны для одиноких. Раньше брали углем, сейчас предпочитают деньги.

По словам Эрнста Мюллера, размер пенсии зависит от того, какую сумму отчисляет компания, какой фонд выбран и насколько хорошо он распоряжается деньгами. Льгот от государства на пенсии нет.

— Моя компания отчисляет больше, чем другие. То есть выплаты у меня будут выше. Думаю, что продам квартиру, но оставлю тут небольшое убежище, и поеду смотреть мир: четыре месяца в Испании, несколько месяцев в Греции...

После того как все строения, машины и агрегаты будут разобраны, на месте шахты останутся зеленый луг и историческое здание, которое настолько приглянулось местным жителям, что считается шикарным, если свадьбу устраивают именно там.

Компания Ruhrkohle AG была основана в 1968 году — через десять лет после того, как Германия достигла пика добычи угля. В 1957-м в стране насчитывалось 173 шахты, которые добывали 149 миллионов тонн породы, в отрасли трудилось 607 тысяч человек. В 2017-м шахт было две, они поднимали 4 миллиона тонн угля, этим занималось 6 тысяч человек. По словам сотрудника отдела коммуникации RAG Райхорда Шрёде, образование компании было своего рода решением происходящих в стране процессов — политических и производственных, так как все понимали, что однажды черное золото станет грязью. Концерн объединил 19 добывающих предприятий, владеющих полусотней шахт. Последние десятилетия компания занимается закрытием шахт и совместно с профсоюзами и государственными органами помогает шахтерам выйти из профессии — либо на пенсию, либо в новую сферу деятельности. Также концерн следил за тем, чтобы после закрытия шахт были деньги на откачку воды из-под земли, устранение провалов и ремонт домов, пострадавших из-за проседания грунта. Это называется «вечными расходами». Задолго до приостановки деятельности предприятий был образован специальный фонд, который пополнялся за счет части прибыли концерна. Фонд покупал акции, занимался инвестициями и получал дивиденды. Сейчас на откачку воды требуется 220 миллионов евро в год, но фонд зарабатывает 400 миллионов.

Специалисты считают, что «Проспер Ханиэль» можно использовать по-другому — сделать из шахты подземную гидроаккумуляторную электростанцию. По словам инженера-строителя профессора Университета Дуйсбург-Эссена Андре Ниманна, идея возникла в 2010 году. По проекту на территории шахты появится небольшое водохранилище. Когда электричества будет недостаточно, эта вода будет стекать в шахту, крутить турбины и вырабатывать электроэнергию. После этого насосы обратно будут закачивать воду в верхний резервуар. По расчетам специалистов, КПД такой электростанции достаточно высокий. Максимальная мощность составит 200 МВт. RAG поддерживает проект, но необходимы дополнительные инвестиции, общая сумма которых оценивается в 5 миллиардов евро.

Когда-то шахта «Цольферайн» и примыкающий к ней коксовый завод в городе Эссен были крупнейшими в Европе. Но сегодня это архитектурный и промышленный памятник, включенный в перечень объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО. Мы идем мимо громадных зданий и останков сложных комбайнов, щупальца которых тонут в прудах, пересекаем множество рельсов, залитых бетоном и ставших велосипедными дорожками. Ангары теперь заполняет искусство, а не угольная пыль, на производственных площадках стоят столики ресторанчиков, а не станки и машины, в промышленных зданиях хранятся музейные экспонаты, а не тысячи тонн породы. Сейчас «Цольферайн» — культурный и творческий центр Эссена, который ежегодно посещают около 1,5 миллиона человек. Они видят, как некогда громадное предприятие трансформировалось в нечто совершенно новое, и понимают, что промышленная архитектура тоже может быть красивой. Люди сидят за столиками на фоне ржавеющих печей и труб, наблюдают за отражением солнца в воде затопленной площадки — и это все кажется немного нереальным.

Похожие преобразования начались и в пригороде Дортмунда. На трех сталелитейных заводах, нескольких шахтах и сопутствующих производствах когда-то работало 12,5 тысячи человек, а сейчас эта территория площадью почти в 300 футбольных полей постепенно изменяется. Конечно, останется один из заводов PHOENIX, в цехах которого в будущем разместятся малые предприятия и небольшие фирмы, останутся и другие строения, которые уже нашли новых собственников — например, в бывшем цехе теперь расположен мюзик-холл на 4 тысячи мест. Но множество сооружений снесено, вместо них строятся или уже возведены новые офисные здания и бизнес-центры, посажены деревья, проложены дороги и тротуары.

Роберт Литчке из департамента поддержки экономики Дортмунда рассказывает, что инвесторы из Нидерландов купили цех, чтобы сделать там технопарк для стартапов. Он говорит, как старая печь со временем станет частью помещения со стеклянным фасадом и солнечными панелями, он говорит про хай-тек-компании, инновации и миграцию малых предприятий, он рассказывает, как Евросоюз поддерживает такие преобразования. Чиновник ведет нас от первого завода к месту, где раньше располагался второй.

Район между двумя заводами раньше был непопулярным: селились там вынужденно — только те, кто работал на фабриках. В этой местности было настолько грязно, что никто не сушил белье на улице. Сейчас это красивый район с белыми коттеджами, скверами и прогулочными зонами. Через полчаса неспешной ходьбы мы оказываемся возле озера Феникс. Это искусственный водоем, сделанный на месте завода. Еще в начале века тут были цеха, ангары и железнодорожные пути, а сейчас на набережной люди пьют кофе и смотрят на металлический ковш, похожий на сердце, — единственное воспоминание об ушедшей промышленной эпохе этой местности.

Энергетический поворот и выход из угля означал сокращение более 21 тысячи рабочих мест (10 тысяч в Северном Рейне — Вестфалии, 8 тысяч на востоке страны и 3 тысячи в районе Лейпцига). Это повлечет за собой потерю работы еще для 60 тысяч человек, занятых на предприятиях, связанных с угольной отраслью. Естественно, это вызвало дискуссию в обществе. Для того чтобы сделать этот процесс наиболее безболезненным, в 2018 году была сформирована комиссия по росту, структурным изменениям и занятости, которую по-простому называют угольной комиссией. В нее вошли представители всех заинтересованных сторон: чиновники, профсоюзы, бизнес, экологи, ученые, общественники, политики. Цель комиссии — прийти к компромиссу, который бы устроил большинство населения Германии. Результат деятельности комиссии правительство будет использовать для принятия законов.

Вокруг комиссии сформировалось несколько групп с разными интересами.

Первые требуют быстрый выход из угля — до 2030 года. Их лозунгом стала фраза «На умершей планете нет рабочих мест». В эту группу входят умеренные защитники природы, жители промышленных областей, не занятых в угольной сфере, политики из партии зеленых. Они заявляют, что максимально быстрое закрытие угольных электростанций спасет 20 тысяч жизней, а сотни детей никогда не будут болеть астмой.

Вторая группа выступает за умеренный отказ от угольных электростанций — до 2045 года. Их девиз — «Без доброй работы не будет доброго климата». В эту группу входят сотрудники электростанций, работники энергоемких предприятий, профсоюзы, которые требуют социальных гарантий для оставшихся без работы людей и долгосрочных программ заботы, и владельцы электростанций. Они заявляют, что не производят иприт и у них не должно быть угрызений совести по поводу климата и возможных заболеваний людей.

В октябре появились первые итоги. Комиссия предложила до 2021 года выделить 1,5 миллиарда евро на преодоление трудностей в связи с закрытием электростанций. В длительной перспективе надо будет выделить 10 миллиардов евро четырем регионам, которые больше всего потеряют из-за закрытия шахт и электростанций. Поэтому предлагается в приоритетном порядке поддерживать компании, которые захотят работать в этих регионах. Эти земли получат средства на инфраструктурные преобразования, например: на строительство дорог к бизнес-центрам, развертывание сетей 5G, на исследования в области энергоэффективности, туризм и создание туристических аттракционов.

По информации, появившейся в немецких СМИ и пока не подтвержденной на официальном уровне, угольная комиссия предложит закрыть угольные электростанции мощностью от 7 МВт в 2035-2038 годы.

За последний век в результате человеческой деятельности, особенно сжигания ископаемых видов топлива и массового использования машин, в атмосфере скопились углекислый и другие парниковые газы, которые стали удерживать излишнее тепло и воздействовать на глобальный климат. С 1880 по 2012 годы средняя мировая температура повысилась на 0,85 градуса по Цельсию, что повлекло за собой таяние ледников и вечной мерзлоты, повышение уровня мирового океана, появление волн жары и холода, увеличение интенсивности осадков, рост числа ураганов, засух, наводнений, лесных пожаров. Эти изменения — одна из причин распространения инфекционных заболеваний, обострения сердечно-сосудистых и других болезней, исчезновения видов растений и животных.

Если тенденции сохранятся, то, как считают ученые, температура на Земле к концу XXI века может повыситься еще на 2-4 градуса. По прогнозам, к 2065 году уровень мирового океана поднимется на 24-30 сантиметров, а к 2100 году — на 40-63 сантиметра относительно уровня 1986-2005 годов. По мнению экспертов, это будет иметь катастрофические последствия: десятки миллионов человек столкнутся с острой нехваткой продовольствия, лишатся жилья из-за затопления прибрежных территорий, вырастет риск заболеть малярией, несколько миллиардов человек будут испытывать дефицит пресной воды. Это неизбежно вызовет обострение межэтнических, межконфессиональных и межнациональных конфликтов, рост насилия, кратное увеличение внутренней и внешней миграции. Последствия изменения климата будут ощущаться на протяжении нескольких столетий, даже если выбросы парниковых газов полностью прекратятся.

Конференция ООН в Рио-де-Жанейро в 1992 году стала началом глобальной дискуссии о переходе к низкоуглеродной экономике (то есть с низким уровнем выбросов парниковых газов). Цель такого перехода, пишет в своей брошюрегенеральный директор Центра энергетических инвестиций Михаил Юлкин, — смягчить климатические изменения, минимизировать наносимый ими ущерб, а в перспективе исключить воздействие человека на климат. Именно на этой конференции участники приняли целый ряд важнейших документов, заложивших основу поворота к устойчивому развитию в гармонии с окружающей средой. Рамочная конвенция ООН об изменении климата вступила в силу в 1994 году, тогда же Россия ее ратифицировала. Этот документ обязал промышленно развитие страны и государства с переходной экономикой принимать меры по смягчению изменений климата путем ограничения и сокращения выбросов парниковых газов.

Киотский протокол к Рамочной конвенции был принят в 1997 году (Россия ратифицировала его в 2004-м), и поставил задачу для развитых стран снизить выбросы на 5% по сравнению с 1990 годом. Но позже оказалось, что основной объем выбросов парниковых газов приходился на развивающиеся страны. Поэтому требовать чего-то от одних стран и не требовать этого же от других многим показалось несправедливым. Вопрос об ужесточении требований поддержали не все государства — поправку 2012 года ратифицировали менее половины участников Киотского протокола — Новая Зеландия, Россия и Япония не стали брать на себя количественных обязательств по сокращению выбросов, а Канада и вовсе вышла из протокола.

Парижское соглашение 2015 года поставило глобальную задачу: удержать рост средней температуры намного ниже 2 градусов и приложить усилия для ограничения роста температуры до 1,5 градуса. В документе говорится об отказе от использования ископаемых видов топлива к 2050 году, полной декарбонизации к концу века, об ответственности экономически более развитых стран в поддержании тенденции по резкому сокращению выбросов, о финансировании климатических программ в развивающихся странах. При этом государства должны самостоятельно принять для себя ограничения, поставить цели и разработать программы по их достижению. Никакого механизма принуждения соглашение не предусматривало. Россия Парижское соглашение до сих пор не ратифицировала.

— В 1992 году, когда была первая ооновская конференция, уже было понятно, что то, как мы живем в Германии, очень сильно вредит другим народам. И наши политики стали думать, как это изменить. Мы добились определенных успехов и стремимся показать то, что сейчас происходит в Германии, чтобы другие страны поняли, почему эти сумасшедшие немцы отправились на этот путь — к энергетическому повороту. Наша цель — чтобы глобальное потепление не превысило 1,5 градуса. Иначе в мире будет хаос и большие проблемы, в том числе для Германии, — говорит руководитель департамента по климатической политике организации Germanwatch Олдаг Каспар.

Почти все политики, экологи и политики, с которыми удалось встретиться в Германии, говорят, что инвестиции в добычу для энергетики полезных ископаемых постепенно снижаются (с одновременным ростом капиталовложений в ВИЭ). По словам Юргена Триттина, развитые страны лоббируют предложение, чтобы 80% известных ископаемых остались под землей. И в первую очередь настаивают на отказе от угля, так как это не только вредит экологии, но экономически невыгодно. Уже сейчас себестоимость производства 1 киловатт-часа от ветра или солнца составляет 5 евроцентов, от угля — 8-9 евроцентов.

Олдаг Каспар из Germanwatch считает, что конец угля наступит через 10-20 лет:

— Сейчас Европа и много других стран, в том числе Китай, готовятся к переходу на низкоуглеродную или даже вообще безуглеродную экономику. Уголь больше не будет нужен. Газ еще какое-то время будут использовать, но в будущем он будет другим — биогаз или искусственный, синтетический (не из-под земель, а от ветряков).

Энергетика — это такой сектор, который требует долговременных инвестиций. По оценкам Международного энергетического агентства, инвестиции в компании, связанные с добычей и переработкой ископаемого топлива, обесценятся к 2035 году на 300 миллиардов долларов. А банк HSBS подсчитал, что углеводородные компании потеряют при этом от 40 до 60% своей рыночной стоимости. Поэтому за последние несколько лет целый ряд крупных компаний заявил об отказе вкладывать деньги в эти отрасли.

В 2015 году банк Goldman Sachs избавился от всех своих угольных активов и одновременно инвестировал в зеленую энергетику десятки миллиардов долларов, чтобы стать первым в мире инвестиционным банком с нулевым углеродным следом. Отказался от вложений в добычу угля Deutsche Bank. Не кредитует угольные электростанции и шахты BNP Paribas. Также отказывается от угольных проектов и вкладывает деньги в производство чистой энергии Societe Generale. В 2017 году Всемирный банк объявил о прекращении с 2019-го финансирования любых проектов, связанных с добычей ископаемого топлива.

Парад отказов от инвестиций в угольную, нефтяную и газовую отрасли поддержали и страховые компании. В 2015-м это сделали AXA, Alianz и CNP Assurances.

В 2017 году шведский пенсионный фонд Sjunde вышел из капитала нескольких ведущих углеводородных компаний, обвинив их в том, что они не принимают меры по сокращению выбросов парниковых газов в соответствии с Парижским соглашением (среди отверженных оказался и Газпром — наряду с ExxonMobil, Entergy, TransCanada и Westar). В конце 2017-го финансовый рынок потрясло известие о том, что крупнейший в мире государственный фонд национального благосостояния — норвежский Government Pension Fund Global — намерен вывести 35 миллиардов долларов из акций нефтяных и газовых компаний.

На сегодня в общей сложности более 800 институциональных и более 58 тысяч частных инвесторов по всему миру, контролирующих в совокупности активы на сумму 5,6 триллионов долларов, приняли решение отказаться от инвестиций в ископаемое топливо и выйти из ценных бумаг соответствующих компаний.

Россия — большая северная страна, климат здесь меняется сильнее, чем в остальном мире. По данным Института глобального климата и экологии Росгидромета и Российской академии наук, среднегодовая температура в России растет более чем в 2,5 раза быстрее, чем в среднем по миру (примерно на 0,46 градуса за 10 лет). Особенно быстрыми темпами теплеет на Севере: за 30 лет с 1998-го среднегодовая температура там выросла на 2,25 градуса.

Увеличивается и количество неблагоприятных и опасных гидрометеорологических явлений. Рекорд — 590 опасных гидрометеорологических явлений — был зафиксирован в 2016 году. Всего же их было около тысячи, треть из них нанесли значительный ущерб населению и экономике страны.

В рекордно теплое лето в 2016 году не было особо холодных дней на севере европейской части, на Урале, в Западной и на юге Средней Сибири. Экстремально жаркие дни зафиксированы на Ямале и Южном Урале. В Северной полярной области 2016-й был рекордно теплым с 1936 года (аномалия составила 3,3 градуса).

Наблюдается и рост годовой суммы осадков — на 2,1% за 10 лет. Наиболее значительные аномалии осадков в 2016 году были зафиксированы зимой и осенью. Зима была исключительно снежной: 121% климатической нормы для всей территории России и 138% — в европейской части.

В 2017-м ситуация была не столь критичной — 553 опасных явления.

В отличие от Киотского протокола в Парижском соглашении нет обязательных целей для всех стран, напоминает руководитель программы «Мировая экономика» Высшей школы экономики Игорь Макаров. Участники соглашения самостоятельно, исходя из своих соображений и планов развития экономики и энергетики, определяют и декларируют цели. Россия сделала это 1 апреля 2015 года. Но формулировка оказалась весьма странной: Россия ставит целью ограничить уровень выбросов парниковых газов до 70-75% к уровню 1990-х годов к 2030 году, но с учетом максимально возможной способности лесов поглощать парниковые газы.

— Никто не понимает, что это значит. Такой терминологии вообще нет в климатических переговорах. Это что-то такое нечто инновационное со стороны России. Значит ли это, что все парниковые газы, которые поглощаются российскими лесами, должны быть учтены, или должны быть учтены те выбросы, которые абсорбируются дополнительными лесами, которые в России появляются, или все выбросы, которые, наоборот, увеличиваются из-за того, что леса вырубаются? Здесь масса вопросов, на которые специалисты не могут ответить. Непонятно, как трактовать это уточнение, — рассказывает экономист.

Россия подписала Парижское соглашение, но его до сих пор не ратифицировала. Игорь Макаров считает, что это, скорее всего, произойдет в 2019 году.

— Пока что продолжаются разговоры о том, надо это делать или не надо. Некоторые компании, в первую очередь угольные, выступают как раз против ратификации. Периодически публикуются какие-то доклады странного содержания, которые оценивают ущерб для экономики России от этого соглашения в гигантские цифры, не имеющие никакого отношения к действительности, — рассказывает он.

При этом фактически Россия уже выполнила объявленные цели. Объем выбросов парниковых газов в атмосферу сильно сократился после 1990 года. Произошло это не из-за климатической политики, а из-за экономического спада. В 2000-х был экономический рост, но выбросы не выросли из-за того, что ВВП увеличивался за счет сферы услуг, которая выбросы не генерирует, и за счет внедрения современных и чистых технологий.

— Наши чиновники любят козырять, что Россия сократила выбросы больше других стран. Это правда — в абсолютных объемах страна сократила объемы больше всех в мире. Такое же состояние у других стран Восточной Европы, и Россия не уникальна в этом плане, — объясняет Игорь Макаров. — Сейчас мы уже имеем минус 30 процентов по сравнению с 1990 годом. С учетом поглощения лесами — минус 45 процентов. Тот показатель (минус 25-30 процентов), который заявлен, означает, что Россия должна не сокращать выбросы, а в принципе имеет право их увеличивать.

С 2001 года добыча угля в России выросла в 1,5 раза, экспорт — в 4 раза. В 2017 году российские компании добыли 408 миллионов тонн угля (и экспортировали 190 миллионов тонн), в 2018-м добыча составит 425 миллионов тонн (экспорт составит 200 миллионов тонн). При этом потребление угля в мире сокращается. Эти разнонаправленные процессы удивляют генерального директора Центра экологических инициатив Михаила Юлкина.

— Дико растущий, зверски растущий экспорт угля из России. А роста потребления в мире нет. То есть будет перераспределение: кто-то уходит с рынка, и чье-то место мы занимаем, например, Индонезии. Самое интересное, что железнодорожный тариф на экспортный уголь дотируется. «РЖД» перевозит уголь для Китая и Вьетнама существенно дешевле, чем для наших собственных нужд. Мы все оплачиваем экспорт угля. Фактически мы имеем неестественный фактор конкурентоспособности страны, — рассуждает он.

Тем не менее, по расчетам экономистов, экспорт российского угля резко снизится при любом сценарии, учитывающем Парижское соглашение (потому что страны отказываются от него, внедряя ВИЭ): к 2030 году он будет на 35-65% ниже, к 2050-му экспорт угля будет как минимум на 75% меньше, чем в 2015-м.

Сокращение экспорта, возможно, частично компенсируется незначительным ростом его потребления внутри страны — компании не захотят отказываться от прибыли и заниматься диверсификацией производства, хотя потребить весь объем экспортного угля внутренний рынок просто не сможет. По словам директора информационно-аналитического центра «Новая энергетика» Владимира Сидоровича, российская энергетика еще долго будет использовать уголь, из которого сейчас производится примерно 38% электричества, несмотря на 40-процентный КПД угольных электростанций. Но все же перспектив по наращиванию потребления угля в России нет, уверен Михаил Юлкин.

— Это тяжелая история. Она тяжелая еще и из-за того, что все просто забалтывается. В проекте новой редакции энергетической стратегии России все будет только расти: и наш уголь, и наша нефть. Нет бы написать, что к 2035 году могут быть переломы, что тренд, скорее всего, сменится на противоположный. Но в документе ничего не сказано про Париж, про климат, про энергетический переход. Это еще хуже, чем «Титаник»: там они не заметили айсберг, а мы же его видим, но делаем вид, что его как будто нет. Другие страны хотят сократить выбросы парниковых газов до нуля, а мы рисуем рост экспорта угля, — говорит он.

Доля ВИЭ в энергобалансе России (без учета гидроэлектростанций) — 0,6%. К 2025 году чиновники заявляют (это прописано в национальной энергетической стратегии), что возобновляемые источники энергии будут производить 2,5% всего электричества в стране (к этому времени у многих стран Европы, Азии и Америки этот показатель превысит 30%). При этом, по прогнозам Владимира Сидоровича, в ближайшее десятилетие ветровая и солнечная энергии будут продаваться по цене 2-2,5 евроцента за киловатт-час, став самыми дешевыми в мире, в то время как себестоимость производства электроэнергии из угля будет только расти.

Сегодня в России есть несколько компаний, которые развивают ВИЭ.

В 2017 году «Энел Россия» получила право на строительство двух ветропарков: на побережье Азовского моря в Ростовской области мощностью 90 МВт и в районе поселка Териберка Мурманской области мощностью 201 МВт. Росатом в сентябре 2017 года создал компанию «НоваВинд», которая планирует в ближайшие 6-7 лет произвести для российского рынка 550 ветроустановок. Первые станции планируется построить в Адыгее и Краснодарском крае.

В 2018 году компания «Хевел» построила и запустила на промышленной площадке «Лукойл-Волгограднефтепереработка» солнечную электростанцию мощностью 10 МВт. В апреле 2018 года «Хевел» приступила к строительству солнечной электростанции мощностью 1 МВт для «Полиметалла» на золотоносном месторождении Светлое в Хабаровском крае. А «Авелар Солар Технолоджи» построила в России уже 13 солнечных станций общей мощностью 154 МВт и сейчас строит еще 14 мощностью 235 МВт.

При этом существует программа поддержки внедрения ВИЭ, благодаря чему компании могут сократить затраты на строительство объектов. Программа рассчитана до 2024 года, и стопроцентной уверенности, что она будет продлена, у экспертов нет.

Мы стоим на крыше «Гиперкуба» — одного из первых строений на территории инновационного центра «Сколково», расположенного рядом с одноименной деревней. Управляющий объектами рассказывает нам про расположенное рядом здание «Матрешка», про строящийся транспортный хаб, куда вскоре будут прибывать поезда от «Москвы-Сити», про открытый недавно бизнес-центр, про Институт науки и техники, где преподавание ведется на английском языке, про жилые кварталы, дороги, парки. В описании места мелькают слова «уникальный», «инновационный», «необычный», и этому немного веришь — территория выглядит отчасти не типично для России. Мы поднялись на «Гиперкуб», чтобы увидеть солнечные панели. Они расположены на фасадах здания, которые на первом этапе строительства технопарка помогали снабжать строение теплом и светом. Сейчас электричество поступает от подстанции.

По словам представителя пресс-службы «Сколково» Любови Коротецкой, солнечные батареи на всей территории центра используются локально на отдельных объектах или для отдельных элементов инфраструктуры — например, для работы шлагбаумов. По расчетам, фотовольтаика должна обеспечивать до 5% общего потребления электроэнергии.

Идея увеличить ее долю есть, но реальных решений пока нет, несмотря на продолжающееся расширение технопарка и появление новых зданий и комплексов, рассказывает операционный директор кластера «ЭнергоТех» Олег Перцовский. Одно из объяснений — из-за снега, грязи и небольшого количества солнечных дней увеличивать площади панелей не имеет смысла. Больших ветроустановок рядом со «Сколково» тоже не установить — средняя скорость ветра в этом районе составляет 3-4 метра в секунду, а для эффективной работы ветряков она должна быть как минимум 13-14 метров в секунду. Тем не менее существует пилотный локальный проект по использованию ветряной энергии, но он не ушел пока дальше научно-экспериментальной стадии.

Движение в сторону чистой энергии и экологии есть, в основном оно касается транспорта. В «Сколково» функционирует зарядная станция для электрокаров (всего в Москве их 36). А после завершения строительства на территорию технопарка перестанут пускать автомобили с двигателем внутреннего сгорания (исключение сделают для экстренных служб). Предполагается, что паркинги возле каждого из 11 въездов в «Сколково» станут своего рода мембраной, которая будет отфильтровывать «грязный транспорт» с ДВС. По словам Любови Коротецкой, перемещаться по инновационному центру можно будет пешком, на велосипеде, самокате или экологически чистом транспорте: электрокарах или автомобилях на водороде.

Кластер «ЭнергоТех» объединяет более 400 стартапов и проектов. Большинство участников и резидентов занимаются решениями определенных задач для нефтегазового сектора и электрогенерации (повышение КПД установок, накопители энергии), городскими технологиями и энергоэффективностью в промышленности. Каждый седьмой участник кластера работает над внедрением ВИЭ. Наибольших успехов добилась «ВДМ-Техника», создавшая ветряки для домохозяйств, способные вырабатывать энергию при скорости ветра в 6-7 метров в секунду. Еще одна разработка компании — гибридные микроэлектростанции (ветрогенератор, солнечные панели и дизельный мотор). По расчетам, себестоимость электричества при их использовании составит 11,4 рубля за киловатт-час. Такие установки будут эффективны в отдаленных районах, где котельные работают на мазуте и продают электричество за 30-40 рублей за киловатт-час.

Компания «Прикладные Технологии» сделала прототип поплавковой волновой электростанции. Она выглядит как сеть соединенных между собой огромных (высотой от 2 до 18 метров) поплавков, благодаря подвижному элементу внутри каждого из них энергия морских волн преобразуется в электричество. Проект уникален тем, что такую плавающую электростанцию можно разместить во многих местах мирового океана. Интерес к разработке проявили Военно-морской флот России, министерство по энергетике Великобритании и несколько иностранных компаний.