Возвращение в Селиксу
Проект Виктора Кладова
ЗАРЕЧНЫЙ, ПЕНЗЕНСКАЯ ОБЛАСТЬ
Проект «Возвращение в Селиксу» получил грант в номинации «Открытая коллекция» в конкурсе Благотворительного фонда Владимира Потанина «Меняющийся музей в меняющемся мире» в 2016 году.
Он рассказывает о тыловых лагерях, которые в 1941–1945 годах готовили новобранцев для фронта в Селиксе — на месте современного закрытого города Заречный под Пензой. Массовая гибель бойцов от голода, холода и болезней, дезертирство и бандитизм — эта неудобная тема годами замалчивалась в советское время. Но в народной памяти Селикса осталась местом гибели сотен и тысяч бойцов.
За тему взялся местный краевед Зареченского музейно-выставочного центра Виктор Кладов. В 2017 году на средства гранта фонда Потанина он открыл в Заречном экспозицию о селиксенских лагерях и издал книгу.
Он рассказывает о тыловых лагерях, которые в 1941–1945 годах готовили новобранцев для фронта в Селиксе — на месте современного закрытого города Заречный под Пензой. Массовая гибель бойцов от голода, холода и болезней, дезертирство и бандитизм — эта неудобная тема годами замалчивалась в советское время. Но в народной памяти Селикса осталась местом гибели сотен и тысяч бойцов.
За тему взялся местный краевед Зареченского музейно-выставочного центра Виктор Кладов. В 2017 году на средства гранта фонда Потанина он открыл в Заречном экспозицию о селиксенских лагерях и издал книгу.
«С нашей исторической памятью что-то не так»
В Заречном — закрытом городе в 10 километрах от Пензы — Виктор Кладов живет с пяти лет. Темой селиксенских
лагерей и историей Селиксы он вплотную занялся в 2012 году.
Селикса — небольшая железнодорожная станция рядом с Заречным. Она появилась в 1870-х годах, а в начале 1920-х на территории поселка рядом со станцией жили около 70 человек.
— Это место всегда было нехорошее: в 30-х годах здесь, по слухам, расстреливали политзаключенных, а потом — появились лагеря. Можно сказать, что я дозрел до этой темы. Мне стало понятно, что с нашей исторической памятью что-то не так, и Селикса — хороший тому пример. Слухов ходило множество, в основном — о «расстрельном» визите маршала Ворошилова, который приехал в Селиксу, чтобы разобраться с проворовавшимися офицерами. Со временем выяснилось, что в народную память селиксенские лагеря впечатались намного глубже.
Виктору Кладову запомнились рассказы деда: тот уходил на фронт из Кузнецка, где стояла еще одна военная бригада по типу селиксенского лагеря. Дед рассказывал о лютом голоде, который он и другие новобранцы испытали в военных лагерях: сначала в Ульяновске, а потом — в Кемерово.
— Даже фронт дед вспоминал не с таким содроганием, как тыловые лагеря. За три месяца он ослаб так, что не мог бросить учебную гранату и перепрыгнуть траншею.
Когда Виктор занялся темой селиксенских лагерей, местные жители, друзья и коллеги отнеслись к этому с осторожностью. Так и говорили: «Зачем тебе это надо? Проще написать про условного героя Советского Союза и получить очередную грамоту». Тема явно не вписывалась в контекст геройского советского прошлого.
Останавливать Кладова на улицах и говорить «Молодец, что этим занимаешься!» зареченцы стали уже после открытия экспозиции.
— По сути, это эксперимент, аналогов которому нет. Пока это единственный в России музей и коллекция источников по тыловым лагерям, — говорит Виктор.
Селикса — небольшая железнодорожная станция рядом с Заречным. Она появилась в 1870-х годах, а в начале 1920-х на территории поселка рядом со станцией жили около 70 человек.
— Это место всегда было нехорошее: в 30-х годах здесь, по слухам, расстреливали политзаключенных, а потом — появились лагеря. Можно сказать, что я дозрел до этой темы. Мне стало понятно, что с нашей исторической памятью что-то не так, и Селикса — хороший тому пример. Слухов ходило множество, в основном — о «расстрельном» визите маршала Ворошилова, который приехал в Селиксу, чтобы разобраться с проворовавшимися офицерами. Со временем выяснилось, что в народную память селиксенские лагеря впечатались намного глубже.
Виктору Кладову запомнились рассказы деда: тот уходил на фронт из Кузнецка, где стояла еще одна военная бригада по типу селиксенского лагеря. Дед рассказывал о лютом голоде, который он и другие новобранцы испытали в военных лагерях: сначала в Ульяновске, а потом — в Кемерово.
— Даже фронт дед вспоминал не с таким содроганием, как тыловые лагеря. За три месяца он ослаб так, что не мог бросить учебную гранату и перепрыгнуть траншею.
Когда Виктор занялся темой селиксенских лагерей, местные жители, друзья и коллеги отнеслись к этому с осторожностью. Так и говорили: «Зачем тебе это надо? Проще написать про условного героя Советского Союза и получить очередную грамоту». Тема явно не вписывалась в контекст геройского советского прошлого.
Останавливать Кладова на улицах и говорить «Молодец, что этим занимаешься!» зареченцы стали уже после открытия экспозиции.
— По сути, это эксперимент, аналогов которому нет. Пока это единственный в России музей и коллекция источников по тыловым лагерям, — говорит Виктор.
История по крупицам
На сбор документов у Виктора Кладова ушло пять лет. Историю Селиксы пришлось восстанавливать буквально по крупицам: разрозненные архивные фонды, беседы с жителями Заречного и современниками событий. Сегодня в базе данных около 80 уникальных исторических воспоминаний, 10 из которых — воспоминания прямых очевидцев.
Виктор уверен: проект «Возвращение в Селиксу» появился очень вовремя.
— Еще бы лет десять, а то и меньше, и все… Проекта могло бы не быть. Во-первых, в живых остается все меньше тех, кто помнит селиксенские лагеря. А во-вторых, как говорят историки, идет вторая волна засекречивания архивов. Одной рукой архив Минобороны рассекречивает то, что касается личных данных красноармейцев и оцифровывает документы, а другой — закрывает другие архивные фонды.
По словам Виктора, еще 10–15 лет назад Центральный архив Минобороны давал доступ к материалам, которые сегодня хранятся под замком. Доступ к особо засекреченным данным — по чрезвычайным происшествиям, дезертирству и преступности в селиксенских лагерях — зареченский краевед, по его признанию, уже вряд ли получит.
— В архиве будут ссылаться на что угодно — на персональные данные, правила, инструкции, — но доступ не дадут. Думаю, что и часть своих документов я скоро тоже не увижу в открытом доступе, — говорит Виктор Кладов.
Но за пять лет сбора документов Виктор успел поработать в пяти федеральных архивах. Это три московских архива — Государственный архив Российской Федерации, военный архив и архив социально-политической истории, — а также Центральный архив министерства обороны в Подольске и архив кинофотодокументов в Красногорске.
Экспозиция о селиксенских лагерях открылась на базе Зареченского музейно-выставочного центра 4 мая 2017 года. Попасть в музей обычному человеку сложно: Заречный — закрытый город.
Но побывать в Селиксе можно не выходя из дома: в Сети доступна интерактивная 3D-модель экспозиции. С ее помощью можно побродить по виртуальному залу музея и познакомиться с уникальными архивными данными. Команда проекта разработала аудиогид на платформе izi.travel — популярного туристического приложения.
Все документы, которые собрал и продолжает собирать Виктор Кладов, доступны в электронном виде. Книга Виктора Кладова «Возвращение в Селиксу» вышла в 2017 году небольшим тиражом — всего 180 экземпляров. Ее тоже можно почитать в Cети.
Виктор уверен: проект «Возвращение в Селиксу» появился очень вовремя.
— Еще бы лет десять, а то и меньше, и все… Проекта могло бы не быть. Во-первых, в живых остается все меньше тех, кто помнит селиксенские лагеря. А во-вторых, как говорят историки, идет вторая волна засекречивания архивов. Одной рукой архив Минобороны рассекречивает то, что касается личных данных красноармейцев и оцифровывает документы, а другой — закрывает другие архивные фонды.
По словам Виктора, еще 10–15 лет назад Центральный архив Минобороны давал доступ к материалам, которые сегодня хранятся под замком. Доступ к особо засекреченным данным — по чрезвычайным происшествиям, дезертирству и преступности в селиксенских лагерях — зареченский краевед, по его признанию, уже вряд ли получит.
— В архиве будут ссылаться на что угодно — на персональные данные, правила, инструкции, — но доступ не дадут. Думаю, что и часть своих документов я скоро тоже не увижу в открытом доступе, — говорит Виктор Кладов.
Но за пять лет сбора документов Виктор успел поработать в пяти федеральных архивах. Это три московских архива — Государственный архив Российской Федерации, военный архив и архив социально-политической истории, — а также Центральный архив министерства обороны в Подольске и архив кинофотодокументов в Красногорске.
Экспозиция о селиксенских лагерях открылась на базе Зареченского музейно-выставочного центра 4 мая 2017 года. Попасть в музей обычному человеку сложно: Заречный — закрытый город.
Но побывать в Селиксе можно не выходя из дома: в Сети доступна интерактивная 3D-модель экспозиции. С ее помощью можно побродить по виртуальному залу музея и познакомиться с уникальными архивными данными. Команда проекта разработала аудиогид на платформе izi.travel — популярного туристического приложения.
Все документы, которые собрал и продолжает собирать Виктор Кладов, доступны в электронном виде. Книга Виктора Кладова «Возвращение в Селиксу» вышла в 2017 году небольшим тиражом — всего 180 экземпляров. Ее тоже можно почитать в Cети.
Один на один с Селиксой
Реальная экспозиция «Возвращение в Селиксу» в зареченском музее — это комната площадью 24 квадратных метра. Виктор Кладов скромно называет ее простенькой: в ней нет навороченных мультимедиа и современных гаджетов. Более того, в ней нет экскурсовода.
А есть только стол, стул и папка документов, с которыми посетитель остается один на один. Перед началом экскурсии он видит трехминутный ролик, а затем погружается в эпоху селиксенских лагерей.
Пребывание в музее чем-то похоже на квест. Только обычно из квест-комнаты надо выбраться за час. Для человека, который «вернулся» из Селиксы, через час все только начинается.
— Это интерактивная экспозиция, которая выполнена в новом формате для российских музеев — в жанре расследования. Для тех, кто говорит: «Не надо мне экскурсовода, я сам хочу во всем разобраться», — поясняет Виктор Кладов.
Но далеко не все посетители — как правило, это люди пожилого возраста — могут зайти внутрь: говорят, мрачно и страшно. За полтора года работы экспозиции в одиночку ее посетили не больше 20 человек. Остальные приходят группами: в основном это местные жители, работники музеев, официальные делегации, историки, краеведы и школьники из России и зарубежных стран.
Вместе с тем это первая экспозиция музея в Заречном, на которую люди идут предметно. До этого музей посещали только для обзорной экскурсии.
— Мы вытянули тех, кто к нам не ходил: чего-то им не хватало. Теперь же кто-то выходит от нас озадаченным, кто-то — потрясенным, а кто-то — загорается темой и начинает копать дальше, — говорит Виктор.
Недавно двое студентов после посещения музея взяли курсовые работы по теме Селиксы — написали о том, что еще не исследовано.
А есть только стол, стул и папка документов, с которыми посетитель остается один на один. Перед началом экскурсии он видит трехминутный ролик, а затем погружается в эпоху селиксенских лагерей.
Пребывание в музее чем-то похоже на квест. Только обычно из квест-комнаты надо выбраться за час. Для человека, который «вернулся» из Селиксы, через час все только начинается.
— Это интерактивная экспозиция, которая выполнена в новом формате для российских музеев — в жанре расследования. Для тех, кто говорит: «Не надо мне экскурсовода, я сам хочу во всем разобраться», — поясняет Виктор Кладов.
Но далеко не все посетители — как правило, это люди пожилого возраста — могут зайти внутрь: говорят, мрачно и страшно. За полтора года работы экспозиции в одиночку ее посетили не больше 20 человек. Остальные приходят группами: в основном это местные жители, работники музеев, официальные делегации, историки, краеведы и школьники из России и зарубежных стран.
Вместе с тем это первая экспозиция музея в Заречном, на которую люди идут предметно. До этого музей посещали только для обзорной экскурсии.
— Мы вытянули тех, кто к нам не ходил: чего-то им не хватало. Теперь же кто-то выходит от нас озадаченным, кто-то — потрясенным, а кто-то — загорается темой и начинает копать дальше, — говорит Виктор.
Недавно двое студентов после посещения музея взяли курсовые работы по теме Селиксы — написали о том, что еще не исследовано.
Три белых пятна Селиксы
Архивы, документы и воспоминания, которые легли в основу экспозиции «Возвращение в Селиксу», по словам Виктора Кладова, — лишь видимая часть айсберга. Белых пятен в истории селиксенских лагерей намного больше. Самых больших сегодня — три.
Первая и главная трагедия Селиксы времен войны — свирепый голод. Из десятков воспоминаний о нем не говорят только два-три человека.
— Существует устойчивая легенда, что причиной голода в Селиксе было только воровство командиров. Это не так. Я считаю, это следствие просчетов высшего руководства страны: мы с треском проиграли начальный этап войны, потеряли продовольственные запасы. Людей было нечем кормить. Все это скинули на тыловые власти: обеспечивай как хочешь. Транспорта нет, продуктов не хватает, отсюда и перебои с поставками. Все остальное — вторично, — поясняет краевед.
Вторая беда селиксенских лагерей — дезертирство. По данным Виктора Кладова, в 1943–1945 годах из Селиксы убежали 1166 человек. Но это только официальные данные из несекретной штабной переписки. Доступ к другим источникам — в том числе за первые два года войны — под грифом секретности.
Третий «черный ящик» Селиксы — смертность бойцов и их захоронения. Это самое большое белое пятно в истории селиксенских лагерей. Полковые книги учета умерших сохранились не все — в открытом доступе пока всего три книги. Сведения в них неполные: например, в одной из них нет данных о смертности бойцов сразу за полгода.
Кроме того, эти данные не всегда «бьются» с данными пензенских эвакуационных госпиталей. А в них, по словам Виктора Кладова, умирало больше половины новобранцев.
— Иногда получается полный абсурд. Например, человека, который умер в эвакуационном госпитале, нет в полковой книге умерших. И наоборот. Почему так получилось? Варианта два: либо в неразберихе данные из госпиталей в воинские части не подавали, либо небрежно вели книги учета в полку, либо их уничтожали или вели параллельные списки, — говорит Виктор.
С захоронениями — еще сложнее. Списки умерших и захороненных на пензенских кладбищах часто не совпадают либо их нет. Гарнизонным кладбищем Селиксы считалось кладбище в селе Чемодановка (в шести километрах от Заречного), но списков захороненных там бойцов или кладбищенских книг не сохранилось. Из всех захороненных в братских могилах, о которых известно, в списках умерших Виктор Кладов находит только каждого третьего.
Об умерших не в госпиталях, а внутри гарнизона — например, от болезней или несчастных случаев — тоже мало что известно. Есть и другие нестыковки: из 276 бойцов Селиксы, которые попали под суд военного трибунала, каждый десятый был расстрелян. Где и как хоронили этих бойцов, тоже непонятно.
Первая и главная трагедия Селиксы времен войны — свирепый голод. Из десятков воспоминаний о нем не говорят только два-три человека.
— Существует устойчивая легенда, что причиной голода в Селиксе было только воровство командиров. Это не так. Я считаю, это следствие просчетов высшего руководства страны: мы с треском проиграли начальный этап войны, потеряли продовольственные запасы. Людей было нечем кормить. Все это скинули на тыловые власти: обеспечивай как хочешь. Транспорта нет, продуктов не хватает, отсюда и перебои с поставками. Все остальное — вторично, — поясняет краевед.
Вторая беда селиксенских лагерей — дезертирство. По данным Виктора Кладова, в 1943–1945 годах из Селиксы убежали 1166 человек. Но это только официальные данные из несекретной штабной переписки. Доступ к другим источникам — в том числе за первые два года войны — под грифом секретности.
Третий «черный ящик» Селиксы — смертность бойцов и их захоронения. Это самое большое белое пятно в истории селиксенских лагерей. Полковые книги учета умерших сохранились не все — в открытом доступе пока всего три книги. Сведения в них неполные: например, в одной из них нет данных о смертности бойцов сразу за полгода.
Кроме того, эти данные не всегда «бьются» с данными пензенских эвакуационных госпиталей. А в них, по словам Виктора Кладова, умирало больше половины новобранцев.
— Иногда получается полный абсурд. Например, человека, который умер в эвакуационном госпитале, нет в полковой книге умерших. И наоборот. Почему так получилось? Варианта два: либо в неразберихе данные из госпиталей в воинские части не подавали, либо небрежно вели книги учета в полку, либо их уничтожали или вели параллельные списки, — говорит Виктор.
С захоронениями — еще сложнее. Списки умерших и захороненных на пензенских кладбищах часто не совпадают либо их нет. Гарнизонным кладбищем Селиксы считалось кладбище в селе Чемодановка (в шести километрах от Заречного), но списков захороненных там бойцов или кладбищенских книг не сохранилось. Из всех захороненных в братских могилах, о которых известно, в списках умерших Виктор Кладов находит только каждого третьего.
Об умерших не в госпиталях, а внутри гарнизона — например, от болезней или несчастных случаев — тоже мало что известно. Есть и другие нестыковки: из 276 бойцов Селиксы, которые попали под суд военного трибунала, каждый десятый был расстрелян. Где и как хоронили этих бойцов, тоже непонятно.
Проект на всю жизнь
Виктор Кладов продолжает заниматься Селиксой: сейчас участвует в конкурсе социальных проектов ГК «Росатом» по созданию концепции музея под открытым небом.
— Селикса — это проект на всю жизнь. Тут еще копать и копать, — говорит Виктор.
В ближайшее время он намерен продолжить расследование истории селиксенских лагерей с помощью больничных дел бойцов из госпиталей. Ему обещали доступ в Военно-медицинский архив в Петербурге, где должны храниться эти документы. По расчетам Виктора, эти больничные дела могут восполнить сразу несколько пробелов — голод, заболеваемость и смертность в Селиксе.
— Каждый четвертый диагноз, который ставился в книгах умерших, — дистрофия. Мне интересно посмотреть, была эта дистрофия следствием или же причиной других заболеваний. То есть была ли смерть следствием прямого хронического недоедания. Для этого надо сравнить клинический (предварительный) диагноз из больничных дел бойцов с окончательным диагнозом патологоанатомов. Например, конечным диагнозом могла быть пневмония или дизентерия, как в блокадном Ленинграде, но они могли быть производными от дистрофии. Или же у человека все-таки была дизентерия, и именно она привела к дистрофии и полному истощению организма. А, может, в этом архиве хранятся и недостающие книги умерших? — размышляет Виктор.
По его мнению, тема Селиксы выжила и будет жить благодаря тому, что сохранилась в народной памяти. Но дальнейшее расследование истории селиксенских лагерей сильно зависит от того, куда качнется маятник исторической политики:
— Как бы то ни было, официальный дискурс никогда не перебьет семейный. Что бы государство ни говорило, если на уровне семьи рассказывали другое, люди будут верить в это другое. Для каждого поколения нужен свой рассказ о войне. Память о Великой Отечественной войне сейчас настолько отполировали и налакировали, ее настолько опошлили и надели на людей розовые очки, что они забыли о другой, подлинной стороне этой истории. Но Селикса жива: она всколыхнула болото народной памяти и заставляет людей задавать все новые вопросы.
— Селикса — это проект на всю жизнь. Тут еще копать и копать, — говорит Виктор.
В ближайшее время он намерен продолжить расследование истории селиксенских лагерей с помощью больничных дел бойцов из госпиталей. Ему обещали доступ в Военно-медицинский архив в Петербурге, где должны храниться эти документы. По расчетам Виктора, эти больничные дела могут восполнить сразу несколько пробелов — голод, заболеваемость и смертность в Селиксе.
— Каждый четвертый диагноз, который ставился в книгах умерших, — дистрофия. Мне интересно посмотреть, была эта дистрофия следствием или же причиной других заболеваний. То есть была ли смерть следствием прямого хронического недоедания. Для этого надо сравнить клинический (предварительный) диагноз из больничных дел бойцов с окончательным диагнозом патологоанатомов. Например, конечным диагнозом могла быть пневмония или дизентерия, как в блокадном Ленинграде, но они могли быть производными от дистрофии. Или же у человека все-таки была дизентерия, и именно она привела к дистрофии и полному истощению организма. А, может, в этом архиве хранятся и недостающие книги умерших? — размышляет Виктор.
По его мнению, тема Селиксы выжила и будет жить благодаря тому, что сохранилась в народной памяти. Но дальнейшее расследование истории селиксенских лагерей сильно зависит от того, куда качнется маятник исторической политики:
— Как бы то ни было, официальный дискурс никогда не перебьет семейный. Что бы государство ни говорило, если на уровне семьи рассказывали другое, люди будут верить в это другое. Для каждого поколения нужен свой рассказ о войне. Память о Великой Отечественной войне сейчас настолько отполировали и налакировали, ее настолько опошлили и надели на людей розовые очки, что они забыли о другой, подлинной стороне этой истории. Но Селикса жива: она всколыхнула болото народной памяти и заставляет людей задавать все новые вопросы.
