Кашубы
Балтийское море ближе Белому морю, чем это может показаться на первый взгляд. Посмотрите внимательнее на карту. Их соединяет Беломоро-Балтийский канал, он известен бесславной историей своей стройки, на которой работали и гибли от голода, истощения и холода узники ГУЛАГа.

Но не только канал соединяет Белое и Балтийское моря. Балтийское море — оно и есть белое, по крайней мере для тех народов, которые принято называть балтийскими. По-литовски и по-латышски — baltas, balts — значит «белый».

Если этих связей недостаточно, то есть еще одно странное сходство. Как на Балтийском, так и на Белом море есть Поморье. И есть поморы. Одни в Польше, другие в России. У них разные истории, разный быт, разные проблемы. Но есть многое, что их объединяет. Прежде всего — море.

WIÔLDŻÉ MÒRZE
Белая пена накатывается на песчаный пляж в Ястарне. Песок белый и нежный. Если бы был не март, а, допустим, июль, можно было бы снять обувь и прогуляться по нему. Только на улице март, еще холодно. Скоро шторм: серое небо, тучи, которые нависли, кажется, всего в нескольких сантиметрах над головой, пронизывающий ветер — все это только усиливает желание бежать домой, заварить сладкого чаю. Нет, лучше какао.

В домах прибрежных городов и деревень горит свет. Семьи ждут рыбаков, вышедших в море. Порт в Ястарни расположен со стороны Гданьской бухты, но вода там ничуть не спокойнее, чем в открытом море. С теми, кто не вернулся в порт, город Ястарня попрощался памятником на местном кладбище.

На побережье Балтийского моря такая погода — обычное дело. И в марте, и в мае. И даже в середине жаркого лета может вдруг похолодать назло туристам из Варшавы.

Балтика на севере Европы — это противоположность теплого Средиземного моря на юге. Там жара, оливки, вино и танцы. Тут царит мрачная атмосфера, как будто из скандинавского детектива.

Некоторые пренебрежительно называют Балтийское море озером, поскольку оно неглубокое, а вода в нем чуть ли не пресная. Но для кашубов Балтика — это Wiôldżé Mòrze, Великое море.

КАШУБЫ — НЕ БАСКИ И НЕ ШКОТЫ
Кашубы — это польские поморы. Хотя, наверное, вряд ли бы они сами себя назвали поморами. Регион, в котором они живут, сохранил свое историческое название, по-польски — Поможе (Pomorze). Но если учесть особенности фонетических процессов, иначе на русский перевести нельзя — только Поморье.

Как географический и исторический регион Поможе охватывает южный берег Балтийского моря и включает в себя территории, ныне располагающиеся в Германии (федеральная земля Meklemburg-Vorpommern) и в Польше (воеводства Zachodniopomorskie и Pomorskie).

Происхождение этнонима «кашубы» точно не известно. Не до конца понятно, когда кашубы появились на южном берегу Балтийского моря и откуда пришли. Ученые сходятся лишь во мнении, что Кашубы — это коренное население балтийского Поморья.

.
Если верить историкам, Кашубы занимали когда-то чуть ли не всю территорию балтийского Поморья, в том числе его немецкую часть с островом Ругия (ныне остров Рюген). Сегодня большинство из них живет в одной польской области — в Поморском воеводстве.
Согласно последней переписи населения, которая проводилась в Польше в 2011 году, в стране живут 233 тысячи кашубов. Эта цифра впечатляет, особенно на фоне предпоследней переписи, когда в кашубы записали себя только 5 062 человека.

Конечно, дело не во внезапном размножении кашубов, просто поменялась статистическая методология и принципы проведения переписи. В 2011 году, в отличие от 2002-го, можно было указать двойную самоидентификацию, то есть определиться одновременно и как поляк, и как кашуб. В 2011 году тысячи кашубов были только рады тому, что смогли наконец заявить о себе, не ущемляя своей польской идентичности. Потому что большинство кашубов ощущает себя в равной мере поляками, просто другими, живущими в своем регионе, со своими культурными особенностями, со своим менталитетом, отличающим их от «других» поляков.

Учительница кашубского языка Ирена Дорш говорит:

— Когда встречаются три поляка, то у каждого другая точка зрения, у нас на Кашубах все так же. Я считаю, что каждый кашуб и есть поляк. Ведь про это Дердовский писал: «Нет Кашубии без Полонии, а без Кашуб — Польши». Эту фразу все кашубы знают наизусть, и на вопрос, считают ли они себя поляками, цитируют ее даже не задумываясь. Автор цитаты — Иероним Дердовский — кашубский культурный деятель второй половины XIX века, поэт, писатель и журналист.

Ирена Дорш живет в небольшом городке Мжезино.

Она учительница кашубского языка в местной школе. В переписи населения 2011 года она указала себя как полька и как кашубка и уговорила свою семью сделать так же.


Ирена Дорш
В неразрывной связи кашубов с поляками и Польшей убеждены и Ежи Эльварт и Агнешка Ригга, сотрудники косметического магазина в расположенном на море небольшом городке Пуцк.

— Являются ли кашубы поляками? Конечно, да. Это очевидно, — у Ежи Эльварта нет сомнений. — Это чужим сложно понять, в чем здесь дело. Нам не мешает быть и кашубами, и поляками. У нас просто другие обычаи, менталитет, так сказать. Я — кашуб, но мне это не мешает быть поляком.

— Да, кашубы и есть поляки. Только мы живем здесь, в своем регионе, в своем мире, чуть отличающемся от того, что вокруг нас. То, что нас отличает, — это наш язык. И менталитет. Мы иначе сконструированы. Может быть, мы более упорядочены, эти немецкие влияния у нас более заметны. Мы это получали дома вместе с воспитанием и передаем это дальше, — говорит коллега Ежи Агнешка Ригга.
Рыбалка в городке Пуцк
Самая крупная кашубская организация — Зжешение Кашубско-поморскe (Zrzeszenie Kaszubsko-Pomorskie). Его представители Лукаш Рихерт и Анна Дунст тоже говорят, что кашубы — часть польского народа.

— Это наша официальная позиция. Для кампании перед переписью населения мы даже создали логотип, в котором объединены польский и кашубский флаги, как легкие у человека, необходимые друг другу. Профессора, авторитеты, авторы публикаций, обычные кашубы — все согласны, что мы кашубы и поляки. Это очень тесная связь, — говорит Лукаш Рихерт, директор офиса Зжешения.
Поэтому Зжешние в своей инструкции по поводу переписи населения просило людей обозначать свою национальность сначала как польскую, а затем указывать свою вторичную идентичность — кашубскую.
Анна Дунст из Зжешения Кашубско-поморского говорит, что это не единственная точка зрения. Есть другая позиция и другая организация, которая ее придерживается — «Кашебско еднота» [«Кашубское единство»]. Ее члены считают, что кашубы — это отдельная национальность. Анна не придает их деятельности большого значения:

— Есть определенная, очень маленькая группа людей, которые говорят, что они кашубской национальности. Они посчитаны, их около 15 тысяч. Это исключение, которое подтверждает общее правило. Они более яркие и кричат громче, поэтому их действия получают огласку.

В традиционном кашубском орнаменте яркие цвета, но в упомянутой Анной Дунст организации «Кашебско едноты» нет такой яркости. Одежда обычная, но с желто-черными элементами. Ничего странного — это цвета кашубского флага и кашубского герба, которые стали официальными символами Поморского воеводства. Особенно много сочетания черного с желтым — в форме участников Забега кашубского единства, который состоялся в приморском городе Владиславово субботним дождливым мартовским утром. Члены «Кашебско едноты», соорганизаторы мероприятия наряду с органами самоуправления города, встречают на месте участников.
Активисты «Кашебско едноты»
Активисты «Кашебско едноты» четко формулируют свою точку зрения: кашубы — это отдельный народ. Раньше они были связаны со «Зжешнием кашубско-поморским», но постепенно произошла метаморфоза: политика «Зжешения» в отношении идентичности стала для них неприемлемой.

Томаш Лабуда, секретарь «Кашебско едноты», хорошо помнит тот момент, когда понял, что кашубы — вовсе не поляки:

— Переломным моментом был для меня 2011 год, когда председатель организации Кароль Родэ сказал, что мы открываем свою организацию, и пригласил меня сотрудничать, объяснил, какие у нас цели. Только тогда я понял, что наша идентичность — это больше, чем культурная группа, что мы народ, отдельный народ, отличающийся от польского народа, в котором я вырос.

«Кашебско еднота» была основана в 2011 году, накануне переписи населения в Польше. Собственно, эта перепись и стала поводом для того, чтобы создать самостоятельную организацию. Для Кароля Родэ и группы людей, которые объединились вокруг него, было важно указывать в переписи национальность «кашуб».

Единомышленников оказалось довольно много, даже больше, чем ожидали. Из 233 тысяч записавших себя как кашубы, 16 тысяч написали «кашуб» как свою единственную идентификацию.

Представители «Кашебско едноты» не скрывают, что встречаются с обвинениями в сепаратизме и предательстве. Авторы комментариев в их группе в Facebook часто просят их покинуть Польшу, и вежливыми эти просьбы назвать нельзя. Они на это не обращают внимания и не перестают стремиться к своей главной цели: выработать в польском законодательстве правовые рамки для кашубской субъектности.
Кароль Родэ считает, что очень важно получить для кашубов статус этнического меньшинства. Национальные и этнические меньшинства в Польше пользуются рядом привилегий. Это возможность создавать образовательные и культурные учреждения, право общаться на своем языке с представителями органов локальной власти, а также «политические» льготы — учрежденные меньшинствами избирательные комитеты в отличие от других комитетов не обязаны преодолевать пятипроцентный порог голосов, чтобы попасть в польский парламент.
В небольшом Мжезине Ирена Дорш, учительница кашубского языка, крутит головой:

— Повышение статуса, автономия? Нет, спасибо, не надо.

— Мы не какие-то баски, чтобы иметь большую автономию. Есть ли вообще среди нас такие лидеры, которые могли бы встать и повести людей за собой? Вряд ли. Давайте лучше пользоваться тем, что у нас государственные дотации, радоваться этому, а не бороться за автономию. Мы не шкоты. Важнее стараться сохранить то, что есть, чтобы культура не пропала, — уверена Ирина.

Ее точка зрения в основном совпадает с точкой зрения Лукаша Рихерта, директора офиса «Зжешения кашубско-поморского»:

— У нас сегодня хорошие правовые регуляции в плане поддержки образования и культуры. С исторической точки зрения никогда кашубы как сообщество не пользовались такими комфортными условиями для развития своей идентичности, мысли и культуры, как теперь, во времена свободной Польши.
KASZËBSKÔ MÒWA, PÒMÒRSCZI JÃZËK
Согласно польскому закону, кашубы — это сообщество людей, пользующихся региональным языком — кашубским. Именно язык, независимо от позиции в отношении идентичности, все называют самой важной ценностью кашубской культуры.

И переживают за его судьбу.

На первый взгляд, с кашубским языком все хорошо. Во многих местностях поморского региона есть двойные указатели — как на польском, так и на кашубском. На кашубском дублируют информацию даже рестораны сети «Макдональдс». «Зжешение кашубско-поморское» ведет бурную издательскую деятельность, реализует разные проекты для того, чтобы повысить степень интереса к традиционным кашубским произведениям. В интернете можно послушать кашубские сказки, которые читают знаменитые кашубы — актеры, певцы, политики. Ирена Дорш рассказывает о компьютерных играх для детей, развивающих словарный запас. И еще показывает «изюминку» — эротический комикс на кашубском, сюжет которого разворачивается вокруг летнего романа. Конечно, только для взрослых.

Во многих школах воеводства кашубский преподается как отдельный, факультативный предмет и пользуется популярностью среди учеников. Но. Всегда есть какие-то «но».

В школе, в которой работает Ирена Дорш, кашубскому учатся 80 детей. Это много для местности, где всего 2,5 тысячи жителей. Но у кашубского языка много вариантов, чуть ли не в каждой деревне говорят иначе. И если расстояние большое, то с пониманием могут возникнуть проблемы. А в школах преподается один вариант. Ирена Дорш называет это русским словом «уравниловка»:
— Сейчас вводится общий, литературный язык. Поэтому я к детям в школе обращаюсь на этом литературном варианте, но заодно говорю им, что они должны говорить так, как говорят дома, как говорят мама, тетя, бабушка. Чтобы сохранить местную традицию.
Эту проблему замечают и другие кашубы, в том числе Агнешка Ригга:

— Кашубский преподается в школе, и слава господу, что так есть. Это все забота о нашей культуре. На этих уроках, наверное, и историю преподают, точно не знаю, в мое время в школе не было кашубского. Но мне одна вещь очень не нравится. Кашубский — очень региональный язык, в каждой деревне говорят по-своему. А школьный кашубский — унифицированный: так вы должны писать, так читать. Но ведь такого единообразия в жизни нет.

Когда Агнешка Ригга была молодой, о том, что кашубский будет преподаваться в школе, никому даже и не снилось. Социалистическая Польша с подозрением относилась к любому региональному своеобразию, и использование, по крайней мере в публичном пространстве, «другого» польского языка или даже его диалекта не приветствовалось.

У Агнешки дома все говорили только по-кашубски, она в этом языке выросла. И когда пошла первый раз в школу, оказалось, что она не знает польского:

— Сначала было очень сложно. Моя тетрадь вся была красной. Все подчеркнуто, сплошные ошибки. Но потом появилась учительница польского языка, которая мне очень помогала. Я по сей день ей очень благодарна.

Сегодня Агнешка говорит на прекрасном литературном польском языке. И хотя нельзя сказать, что с акцентом, но все-таки некоторые слова она произносит иначе, чем «обычные» поляки. Как-то мягче, нежнее. И продолжает активно пользоваться кашубским. Например, в разговорах с мужем.

— Не представляю себе разговор с мужем по-польски, — говорит она.

По-кашубски Агнешка общается и со своим коллегой Ежи Эльвартом. Тот, в свою очередь, работая продавцом в косметическом магазине в Пуцке, общается по-кашубски с некоторыми клиентами. Но, к сожалению, только с теми, которые постарше.

Второе «но», связанное с кашубским языком, — это то, что больше интереса к урокам часто проявляют те дети, у которых нет никаких кашубских корней. Их туда записывают родители, которые считают, что каждые дополнительные знания — это преимущество.

Для кашубских детей, а, скорее всего, для их родителей, язык предков — это ненужное, добавочное занятие, отвлекающее от дел поважнее.

А для некоторых — даже повод для стыда.

Чего стыдиться? Перед кем? На эти вопросы сложно получить однозначный ответ. Агнешка Ригга со своим коллегой Ежи Эльвартом даже в некотором изумлении смотрят друг на друга.

— Да, в самом деле. Перед кем? — повторяют вопрос.

Стыд был и остается по сей день. Дети учат кашубский в школе, старшие вынесли язык из дома. Между ними есть разрыв. Среднее поколение кашубов часто не говорит по-кашубски вовсе. Стыд, укрепленный государственной политикой времен Польской народной республики, стал причиной того, что к ним даже родители не обращались на родном языке и каждый раз в общении со своими детьми переходили на польский. Почему? Чтобы им было в жизни легче. А не так, как, например, Агнешке Ригге.
Ирена Дорш
Ирена Дорш считает, что успех этих усилий сомнителен:

— Даже если в школу приходят дети, не отдающие себе отчета в том, что они кашубы, хватит, чтобы они открыли рот, и все становится понятным. Грамматические структуры, нехарактерные для польского языка, сразу выявляют кашубское происхождение.

Ирена Дорш знает также ответ на вопрос, почему «кашубскость» вызывает стыд: «Люди стыдятся своих крестьянских корней».

На самом деле не все кашубы были крестьянами.

РЫБАКИ И КРЕСТЬЯНЕ
Традиционно кашубы — это фермеры и рыбаки. Рыболовством занимаются те, которые живут в приморских городах. Особенно на Хельском полуострове, в таких местностях как Хель, Ястарня, Кузница, Владыславово.
Агнешка Ригга вспоминает, что к детям рыбаков с полуострова учителя в школе относились по-другому. В локальной иерархии рыбаки стояли выше крестьян. Кашубы, которые занимались рыболовством, были богаче, имели больше возможностей торговать, обменяться товарами. Это было особенно важно в «худое» коммунистическое время. И еще кое-то, но уже не материальное. Им было можно туда, куда остальным было запрещено.
Яцек Витбродт
Это время хорошо помнит Яцек Витбродт, председатель Ассоциации морских рыбаков:

— Когда я был ребенком, не было возможности выходить в море вместе с родителями. Я про 60-е годы сейчас говорю. Эта была другая ситуация. Вход в порт был строго по пропускам. У каждых ворот стоял вахтер с оружием. На порт мы могли смотреть через забор, это была государственная граница. Тут — восточный блок, а тут — что-то другое. Нам было положено быть счастливыми там, где мы находились. А море — это открытость, близость к другим странам. В Данию вообще легко попасть. Были такие случаи, что судна после оконченного рейса плыли на Борнxольм и там оставались.
Сегодня, после того, как Польша стала членом Евросоюза, бежать в страны Запада уже не надо. Границы открыты, в том числе и морские. У рыбаков пропали и другие преимущества. Фермеры поднялись с помощью дотаций из Евросоюза, кашубские продукты пользуются спросом и доверием клиентов. А рыбаки только за счет компенсаций и определенных на уровне ЕС лимитов и регулирования держатся на плаву. Несмотря на то, что именно их сильнее всего здесь боялись, когда Польша вступала в Евросоюз в 2004 году. Выцветающие наклейки с лозунгом «ЕС — это смерть польского рыбака» можно до сих пор увидеть на лодках в портах Хеля, Ястарни и Владиславова.

Но беда пришла, откуда не ждали. От природы. Из Балтийского моря исчезает рыба. Поэтому у Данеля Конке, рыбака из Ястарни, даже нет сомнений насчет того, что ограничения для рыболовства в Балтике нужны.
Данель Конке: «Лимиты в этом плане только помогают. Но мы даже тех квот, которые у нас есть, не вылавливаем»
Причины никто не понимает. Ученые говорят о том, что за последнее время в Балтику вливается недостаточно соленой воды из Северного моря. Балтийское море превращается в «озеро», и, соответственно, многие виды морской рыбы в такой воде жить не могут. У Данеля Конке есть другая концепция:

— Ученые пытаются нас убедить, что это все из-за того, что недостаточно вливаний из Северного моря. Мол, Балтика — это такое особенное море, не хватает соленой воды. Плюс еще то, что в море уже все переловили. Но я стараюсь прислушиваться к старшим рыбакам, которые говорят, что это такие циклы, раз — рыба есть, раз — нет. Я хочу в это верить, что рыба скоро появится. Но будет ли так, этого никто не знает.

Среди балтийских рыбаков серьезная конкуренция.

— Тюлень — это вредитель. Он нам выбирает рыбу из сетей. Рыбы мало, а тюлени размножаются без ограничений. Никто не знает, сколько их в итоге будет. И так бедствуем вместе — и тюлени, и мы, — говорит Данель.

У Данеля появляются мысли о том, что скоро ему придется менять работу. Для него, как и для многих местных рыбаков, это личная трагедия. Данель закончил школу рыболовства, но сначала пошел работать дальнобойщиком. Но мечту о том, чтобы работать, как его дед, все-таки не бросал.

— Бывало, что, когда я заезжал на грузовике в какой-нибудь порт, у меня прямо сердце дрожало, когда видел море, — вспоминает Данель. Свою лодку он купил только в 2010 году.

У Яцека Витбродта из Ассоциации морских рыбаков жизнь складывалась примерно так же. Рыбаком он стал не сразу, долгие годы развивал разные бизнесы, ни один из которых не был связан с морем. Сейчас вместе с братом они владеют двумя лодками, на которых с группой сотрудников выходят в море из порта во Владиславове.
— Как я стал рыбаком? У меня генетический изъян. Дед был рыбаком, папа был рыбаком. И меня в определенный момент жизни море позвало, — рассказывает Яцек.
Когда Яцек был молодым парнем, тяжелый труд отца и деда не показался ему привлекательным. Потом судьба все решила. Почему море и рыбацкое дело его все-таки к себе привлекли?

— Это что-то неощутимое, неуловимое, сложно это передать словами. Это свобода, — говорит Яцек, стараясь подобрать лучшие слова.

Но и он, как и Данель Конке из Ястарни, понимает, что этой свободе может прийти конец:
Данель Конке в своей лодке
— Нет рыбы, ну нет ее. То время, когда прибрежное рыболовство пользовалось достаточными ресурсами рядом со своими портами, уже позади. Нет простого ответа, но это правда, рыбы стало значительно меньше.

Яцек Витбродт высокого мнения о тех международных соглашениях, которые призваны сохранить природные ресурсы Балтийского моря, и просит не воспринимать серьезно антиевросоюзные наклейки на судах:

— Евросоюз и Европейская комиссия, понимая, что Балтика заэксплуатирована, а ее ресурсы ограничены, создает регуляции и правовые акты, которые принимаются при согласии всех заинтересованных сторон. Их идея заключается в том, что надо соблюдать правила, ловить меньше и таким образом сохранять ресурсы. Есть соглашение между ЕС и Россией по этому поводу. Никто не хочет того, чтобы Балтика превратилась в Мертвое море.

Яцек подчеркивает, что за лимитами следуют компенсации:

— Мы добровольно предложили продлить время, когда действует запрет на ловлю трески. Для дополнительной защиты ресурсов. Но мы получали финансовую компенсацию, которая позволяла нам жить в это время.

Есть специальные евросоюзные программы для тех, кто решается покинуть профессию рыбака.

— У нас слишком большой рыболовный потенциал. У нас слишком много судов [кораблей], поэтому есть программа кассации. Люди, которые на это решились, получали, согласно заранее определенным ставкам, финансовую компенсацию, — говорит Яцек и показывает на фотографию порта, которая висит на стене напротив него. — Поэтому наш флот так сжался. Вот это фотография из 60-х, а теперь, если прийти в порт, сразу видно, что судов осталось совсем мало.
КАШУБСКOE СРЕДИЗЕМЬЕ
Расположенные на морском берегу кашубские местности компенсируют проблемы с рыболовством при помощи туризма. Балтийские пляжи — это популярное летнее направление для многих поляков, а в последние годы все чаще здесь слышно русский, чешский и скандинавские языки. По тому же пути хотят идти и в других регионах Кашуб, пользуясь своей природной и культурной привлекательностью.

Но опыт тех городов, которые уже давно являются туристическими точками, не впечатляет. Даже если туризм — дело прибыльное, есть еще другие аспекты. Вне сезона жизнь в туристических местностях замирает полностью, ночное Владиславово в марте напоминает город-призрак. Пусто, темно и тихо. Все рестораны и бары закрыты, до начала сезона нет смысла их открывать. С приходом лета все меняется кардинально, но не все местные жители этому рады.
Владиславово
— Если бы я не родился и вырос во Владиславове, я бы, честно говоря, никогда сюда не приехал отдыхать. То, что здесь происходит летом, просто ужасает. Когда я смотрю на все эти вечеринки, мне не хочется верить, что еще никто из этих пьяных туристов здесь не утонул, — говорит Яцек Витбродт и вспоминает, как молодые люди после вечеринки пришли ранним утром в порт и настаивали, чтобы рыбаки пили с ними водку. То, что для одних тяжелый труд, для других — романтика, причем, скорее всего, от слова «ром», а не «роман».

Совсем недавно один приезжий бизнесмен заявил об идее создать на Кашубах «Шир» (The Shire), то есть воспроизвести «страну хоббитов» из произведений Tолкина. Он уверен, что туристы сразу потянутся сюда. Но таким образом вместо того, чтобы продвигать богатую локальную культуру, создается некий симулякр. То, что непродуманное развитие туризма может повлечь за собой гентрификацию, подтверждают кашубы из Пуцка Агнешка и Ежи.
— Кашубы, не склонные к риску, свои бизнесы развивают медленно. Возможность заработать привлекает инвесторов и бизнесменов из других регионов, они более агрессивны в этом плане, — говорит Ежи.
Анна Дунст из «Зжешения кашубско-пoморского» не считает, что бурное развитие туризма несет с собой угрозу кашубам:

— А чего тут, собственно, бояться? Тут только возникает вопрос о продлении туристического сезона. Должно быть больше мест, чтобы вне летнего сезона туристам было что здесь делать.

Ее коллега Лукаш Рихерт вполне согласен и не разделяет опасений по поводу туристической гентрификации:

— На Хельской косе порядка 80 или даже 90% гостевых домов принадлежат местным жителям, это семейные предприятия.

Вообще, во многом представители Зжешения оптимистично оценивают ситуацию в регионе и его жителей. Они затрудняются ответить на вопрос об экономических проблемах на Кашубах.
Надежду на то, что кашубы не утонут под волной туристов и приезжих инвесторов, дает то, что традиционно у них большие, многодетные семьи. Это один из немногих регионов Польши, где нет проблем с рождаемостью. По последний данным польской статистической службы, демографический рост составляет для Поможа 2%, а в целом для Польши — это отрицательное число (-0,2%). Единственная проблема: кашубы женятся в довольно узком кругу, и потому, как выяснили ученые из Гданьского медицинского университета, от этого намного чаще других страдают редкой генетической болезнью — дефицитом длинноцепочечной 3-гидрокси-ацил-КоА-дегидрогеназы, то есть расстройством метаболизма жиров. Предположительно, одна треть людей, страдающих во всем мире от болезни, которая может привести к смерти, живет именно на Кашубах.
КАШУБЫ — РЕГИОНАЛЬНОЕ SUCCESS STORY?
Польша — это довольно этнически гомогенное государство, и у многих поляков возникают проблемы с толерантным отношением к культурным отличиям. Несмотря на это, кашубам удалось сохранить свою самобытную культуру. Они не поддались ни многовековым немецким влияниям, ни унифицирующим мерам времен Польской Народной Республики. На фоне других регионов современной Польши история кашубов кажется историей регионального успеха. Кашубская культура признана частью польского культурного наследия, а в последние годы стала даже узнаваемым брендом. Продукты питания в упаковках с характерным народным кашубским орнаментом пользуются доверием клиентов во всей Польше. А кашубская клубника известна даже в Калининградской области. Польское Поморье — одна из самых успешных экономически частей Польши.

Из кашубов вышел ряд известных польских политиков, причем состоящих в разных партиях и представляющих разные взгляды. Среди них — Дональд Туск, бывший премьер-министр Польши, а ныне председатель Европейского совета. На торжественном открытии Дня кашубского единства в Хмельне, который состоялся 19 марта 2017 года, выступали два политических соперника — маршал поморского воеводства Мечислав Струк и замминистра культуры Ярослав Селлин. Оба кашубы.
— Суть нашей организации заключается в том, что люди, которые в Варшаве [то есть столичные политики], если речь идет о кашубах, готовы объединиться, будь это связано с социальными, культурными или экономическими вопросами, — говорит Лукаш Рихерт из Зжешения Кашубско-Поморского.

Он уверен, что именно опыт работы в этой организации, которая существует с 1956 года, позволяет людям из поморского региона умело продвигать свою политическую карьеру.

— Это наследие Леха Бондковского, основателя нашей организации, который еще в 50-е годы предрекал, что Зжешение будет готовить кадры для свободной Польши. Тогда наша организация была субститутом органов местного самоуправления, в то время как власть была централизована.
КАШУБ, ПОЛЯК, ЕВРОПЕЕЦ
С высоты башни Дома Рыбака во Владиславове видны песчаные пляжи, которые летом заполняют туристы. Видна узкая полоса Хельской косы, тянущейся к горизонту. Видны порт, Балтийское побережье и чайки. Яцек Витбродт считает, что успех кашубов состоит в том, что в их менталитете сочетаются любовь к собственной традиции и открытость ко внешнему миру.

Дональд Туск в ознакомительным интервью, которое он давал как новый председатель Европейского совета, подчеркнул, что идентичность может быть многоуровневой:

— Я из Гданьска, я кашуб, я поляк — это, конечно, моя главная идентичность, но я еще европеец. И я этим очень горжусь.
Made on
Tilda